Карантин - Страница 37

— Для эффекта,— подмигнула Томка мужу.— Вот по весне выйдем на войнушку, особенно если на ночную — помнишь, Жора обещал? Наши шарики произведут фурор. И прожекторы не понадобятся. А ну-ка выключи свет!

Павел щелкнул выключателем. Первая горсть шариков и в самом деле светилась бледно-голубым светом.

— Не бойся,— уверенно заявила Томка, когда свет опять включился,— Не радиоактивно и не ядовито. Все продумано. Шарик весит тридцать шесть сотых грамма. С краской — примерно сорок сотых. Как раз сколько надо для твоего прокачанного спринга. Ты еще благодарить меня будешь. Но скажу сразу — секрета покраски не открою никому, даже Жоре. Меня папка научил, они этой краской чего-то там подкрашивали на своих приборах. Военные секреты хранить умею.

Светящиеся шарики и в самом деле произвели впечатление. И на отряд «Планктон», и особенно на его противников, которые были разгромлены, можно сказать, не только с музыкой, но и со светом. Отстреленные шарики разошлись как сувениры, Томка секрет чудесной краски никому не выдала и жалела только об одном: что шарики нельзя сделать липкими, иначе слипнутся в обойме. Зато как было бы хорошо: шарик прилипал бы к жертве, и не требовалось бы никакой честности.

— Что ты имеешь против честности? — возмущался Жора, но горсть светящихся шариков все-таки у Томки выпросил.

Домой они ехали молча. Жора предложил остаться: ребята замариновали мясо, приготовили угли, да и палатка имелась, и спальные мешки,— но Томка захотела домой. Ночь уже становилась утром, хотя солнце еще не выкатило из-за горизонта, Томка опустила сиденье и полулежала в нем, закину руки за голову. Павел смотрел на ее профиль, на полузакрытые глаза, на ямочки у концов губ, прячущие потаенную улыбку, и думал, что в его семейной жизни не будет ни сложных периодов, ни кризисов, вообще ничего, что могло бы питаться его возможным охлаждением к Томке. С таким бы успехом он мог думать об охлаждении, разводя жаркий костер.

— Ливень будет,— сказала она, не поворачивая головы.

— С чего ты взяла? — не понял Павел.

Небо, включая оранжевые отсветы на востоке, было чистым.

— Чувствую,— прошептала она.— Нет, головной болью и тяжелыми пальцами, как ты, не мучаюсь. Но чувствую. Майор говорил, что моя бабка по матери была колдуньей,— наверное, я в нее. Жалко, мамку я почти не застала, мало она мне наговоров передала.

— А те, что передала, действуют? — спросил Павел.

— На тебя не колдовала,— улыбнулась Томка.— Зачем? Это все равно что прийти к тому же «Демону» и подправить что-то неумелой кистью. Да и какое удовольствие от приворота? Понимаешь... Это как любить связанную женщину. Ну которая не хочет твоей любви.

— Думаю, что немало найдется мужчин, которых способна возбудить связанная женщина,— заметил Павел.

— А если она рыдает от унижения и боли? — подняла брови Томка.

— Люди бывают разные,— пожал плечами Павел.

— Это не люди,— стиснула губы Томка.

— Люди,— не согласился Павел,— И это самое страшное.

— Самое страшное? — усмехнулась Томка.

— Тебе-то чего бояться? — улыбнулся Павел.— Да и я тебя в обиду не дам. А уж если ты колдунья...

— Могла бы ею быть,— прошептала Томка и взяла Павла за запястье.— Чувствуешь?

— У тебя холодная рука,— поежился он.

— Маленькое зимнее колдовство,— рассмеялась Тома.

Когда они остановили машину у подъезда, из внезапно

набежавших туч хлынул ливень.

— Почему ты не предупредила ребят? — крикнул Павел, когда они забежали на лестницу.

— Зачем? — не поняла Томка.— Жизнь следует переживать в ее полноте.

— Тогда почему мы уехали? — не понял Павел.

— Из-за недостатка полноты жизни,— с улыбкой повисла она на его шее.

18

Ему снилось, что Томка звонит в Людкину дверь, сжимая в руках тяжелый тесак. Звонок был тихим и напоминал писк какой-то полураздавленной твари. Павел даже попытался вспомнить, как же звенит сигнал в Людкиной квартире, но не вспомнил, хотя дверь точно была Людкиной. Но Томка продолжала звонить, и Павел понимал, что он спит, но сон столь отчетливо мешался с явью, что еще во сне он начал судорожно искать телефон, чтобы позвонить Людке и предупредить ее, что открывать дверь не следует, даже если в глазке она увидит улыбающееся Том- кино лицо.

Звенел газоанализатор. На его части, которая находилась между раструбом и рукоятью, горел зеленый штрих, и рукоять вибрировала, пищала в ладони. Павел потянулся, поднял сиденье и окинул взглядом мутную от утреннего тумана лесопосадку, в которую загнал с вечера машину. На капоте, как и на кустах рябины, блестели капли дождя или росы. В отдалении гудела трасса. Протерев глаза, Павел отчетливо вспомнил, что, прежде чем найти это укрытие, переговорил еще раз с Жорой и Людкой. Жора, скрипя зубами, сообщил ему, что телефон, с которого пришло сообщение, был куплен на имя Томки как раз в день ее исчезновения, и, судя по описанию продавца, именно Томка его и покупала. Салон оказался по соседству с домом Павла, Томка не выглядела встревоженной. На момент отправления сообщения телефон находился где-то недалеко от уничтоженной мастерской Павла. После этого телефон оператором не фиксировался.

— Это все? — спросил Павел.

— Тесть твой рассчитался с работы,— добавил Жора,— Был у этих газовщиков на хорошем счету. Безотказный мужик. Написал заявление, сказал, что устал. Собирался поехать по родным местам. Я, кстати, только что с его дачки. Задал ты мне выходные. Там нет ни его, ни Томки. Соседка — хорошая бабулька. Сказала, что ей звонил зять майора. Уазик его я уже объявил в розыск. Твою «импре- зу» тоже. Ты не суйся к тестю, Бабич, по-моему, отправил туда своих молодцов. Это соседний с ним район, там у него все схвачено. И домой не суйся. И к Дюкову. Послушай доброго совета.