Карантин - Страница 68

— Детектив! — восхитился Алексей,— Боевик и триллер!

— Драма,— хмуро бросил Павел,— Чего-то испугалась жена главного героя этого самого триллера. Испугалась и исчезла, но сообщение прислать сумела, что она в беде. Кто знает — а не того ли она испугалась, что почувствовала: скоро вокруг ее мужа будет литься кровь?

— Не уберегли, значит? — усмехнулся Алексей,— Да, женушку твою проглядели.

— Сберегали, выходит? — недобро прищурился Павел. — У Жоры такая же книжка, как и у вас. Что у вас за служба? Чего вам надо? Или, может быть, отца моего хватились? Вывести хотите его род под корень? Кто он?

— Не все рассказываешь,— процедил сквозь зубы Алексей, улыбка на лице которого превратилась в застывшую маску.— Значит, говоришь, Курочка Ряба? Или петушок все-таки? Хотя ну какие от петушка яйца? Мы же понимаем. Пасли тебя, выходит? По пятам ходили?

— Ломали,— повысил голос Павел.— Все, что за спиной оставлял, курочили и просеивали. Дом снесли, квартиру уничтожили. Спортзал перелицевали. Школу, считай, заново построили. Не удивлюсь, если и общагу, в которой жил, перебрали. Для того, что из моей квартиры вытекало по трубам, отдельного отстойника не устраивали?

— Нет,— медленно качнул головой Алексей,— Без надобности было.

— Зачем это все? — отчеканил Павел.

— Зачем? — задумался Алексей, прикрыл глаза, раздумывал о чем-то, потом словно проснулся, зевнул, как после долгого сна,— Видишь это?

О стол звякнул ключ. Обычный стальной ключ с двумя бородками для не слишком сложного замка.

— Ключ,— не понял Павел.

— Вот так всегда,— чуть утомленно улыбнулся Алексей.— Лицом надо ткнуть, чтобы дошло. Сюда смотри!

На кольце ключа болтался магнитный кодер от подъездного замка и брелок в виде крохотной, в сантиметр по грани, равносторонней пирамидки. Четыре стороны, четыре равносторонних треугольника. Четыре цвета — белый, черный и два оттенка зеленого.

— Игрушка? — не понял Павел.— Какой-то масонский знак?

— Нет,— сузил взгляд Алексей,— Четыре стороны, четыре качества, четыре интереса, четыре взгляда. И в то же время самая прочная фигура. Идеал прочности, хотя в действительности все не так, все совсем не так, но все же... Для примитивного ума... Ладно, представь себе, что вот эта сторона,— он щелкнул сухим пальцем по черному,— я. Я и мои друзья. Вот эта сторона,— он прикоснулся к белой грани,— твои враги, о которых ты мне не рассказал, но прятаться от которых я тебя научил.

— Они ведь и твои враги! — заметил Павел.

— Прежде всего мои, но они мне не страшны,— рассмеялся Алексей,— Я для них невидим. Они для меня, впрочем, пока тоже.

— Еще две стороны? — нахмурился Павел.— Там еще две грани!

— Ерунда,— махнул рукой Алексей,— Эти две грани — ерунда. Мясо. Грязь. Мусор.

— И к какой же категории мусора отношусь я? — выговорил Павел.

— В этом-то и твоя беда,— понизил голос Алексей,— Ни к какой. Вообще ни к какой. Как теперь я думаю, и твой отец не относился ни к какой. Вечное никто.

— А мясник? — не понял Павел.— Тот, что...

— Сам спроси его об этом, если поймаешь,— посоветовал Алексей.— У меня в додзё такого умельца не было.

— Ты спокоен,— прошептал Павел,— Через сколько минут Жора будет здесь?

— Через пять-шесть,— ответил Алексей,— Советую не волноваться. Пришла пора поговорить серьезно и обстоятельно. У тебя хорошая реакция, парень, но я быстрее. Пальцы переломаю. Ты уже видел. Да и пистолета у тебя теперь нет.

— Что Жора будет делать со мной? — спросил Павел.

— Изучать,— отрезал Алексей.— Но имей в виду: если ты будешь упорствовать — он тебя уничтожит. Полномочия у него есть.

— А если я не согласен? — прошептал Павел.

— Разве я спросил о согласии? — наклонился вперед Алексей и удивленно поднял брови, увидев в руке Павла газоанализатор. Павел еще успел разглядеть досаду, замутившую зрачки наставника, когда за его спиной что-то щелкнуло и в лоб Алексея вонзился стержень, похожий на стрелку для дартса, только без крылышек. В мгновение наставник остекленел, замер, затем захрипел и с этим хрипом начал меняться. Лоб его выдался вперед, подбородок уменьшился, глаза сузились, скулы раздались в стороны. Вслед за лицом начало меняться туловище — ключицы натянули ворот рубахи, плечи заострились, шея стала толще.

Все это продолжалось секунду или две, и Павел, который сам словно остекленел, даже потянулся к собственному лицу, чтобы увериться, что он сам остался таким, каким был. В это мгновение щелчок повторился, и стержень исчез. Или улетел. Павел обернулся, увидел в стекле трактира оплывающее, расплавленное отверстие — и уже под визг официантки подхватил со стола ключ с пирамидкой и бросился прочь от холодного пламени, которым занялось, чернея, существо, только что бывшее Алексеем.

35

Маленький Пашка не давал бабке прохода. То часами листал старинный альбом, в котором в фигурные прорези были вставлены пожелтевшие фотографии. Вытаскивал их, рассматривал надписи на обороте, выглядывал крохотные фигурки на вторых планах карточек с лупой. То перебирал собранные в сундуке открытки и письма, вчитывался в имена, с трудом разбирал почерки.

— Ну где же? — удивлялся он постоянно,— Где же мой папка? Ну хоть одна фотка! Хоть со спины! Хоть краешек лица! Хоть письмо! Хоть записка!

— Нету,— с огорчением разводила руками баба Нюра.— Ничего нету. Не успели! Чего он тут был-то? Я к Феденьке ездила, пока меня не было, мамка твоя с папкой твоим и сошлась, а как я приехала, только и успела чаю с суженым ее попить да благословить их с мамкой твоей. Даже документы его не посмотрела. Фамилию — и ту не спросила. Да и на имя внимания не обратила. Он же неправильно говорил. С... акцентом! Вишь как, руку мне протянул, ну и я ему, а он наклонился, поцеловал мне ру- ку-то.— Баба Нюра захихикала, вытерла руку о фартук, словно на ней все еще был след от поцелуя, и продолжила: — Поцеловал, значит, и говорит, что он Мот. Я не поняла сначала, глаза округлила и переспрашиваю: почему мот-то? Растратчик, что ли? Ну тут уж мамка твоя вмешалась — имя, говорит, такое. Мот. Ну, Мотя по-нашему. Матвей, стало быть.