Бабка замирала, оттопырив нижнюю губу, как деревянный истукан, а потом шептала, словно сама для себя:
— Да и плохо они все кончили. Те ребятки, что разобраться с папкой твоим хотели, за мамку разобраться. Кого зарубили, кто вовсе пропал. Никого не осталось. И года не прошло.
— А мамка? — шептал Пашка.
— Что «мамка»? — приходила в себя бабушка.
— А мамка какая у меня была? — горячим шепотом дышал ей в ухо Пашка.
— Хорошая,— выдавливала бабушка тихое слово и бежала во двор плакать.
Это ощущение длилось мгновение. Ровно одно мгновение Павел чувствовал взгляд, который пронзал его насквозь. Он даже зажмурился, ожидая, что из темноты вылетит такой же стержень и вопьется ему в лоб, но ощущение растаяло, или убийца отвернулся, да какая разница, старенький «пассат», который дырявым радиатором отнял у Павла пару часов времени, был припаркован недалеко, он побежал, рванул дверь, выжал сцепление и понял, что нога по-прежнему болит, когда машина уже миновала злополучный трактир. «Пассат» нырнул в переулок, в тоннель под железку, загремел расхлестанным кузовом по трамвайной линии, завилял по развязкам у третьего кольца, вырулил на трассу, притопил, съехал, проскочил несколько светофоров и притормозил только на Электрозаводском мосту.
— Не рассчитался,— вдруг подумал Павел и с трудом сдержал идиотский смешок,— В трактире не рассчитался!
Он свернул к «Макдоналдсу», вытащил из кармана мятую-перемятую схему, вгляделся в нее, думая, рисовать ли новые линии или зачеркивать имена, поймал плечами странную, нервную дрожь и тут же соединил пальцы, снимая напряжение и убирая звон в ушах. На груди выступил липкий пот. Павел вышел из машины, свернул пробку у баллона воды и, наклонившись, вылил его на голову.
— И упаковку антиполицая! — прыснул кто-то из пробегающих мимо девчонок.
— Антимилицая,— парировал Павел и понял, что собирается совершить глупость. Более того, он понимал, что совершает глупость, и знал, что он тем не менее ее совершит.
«Дурная голова ногам покоя не дает»,— вспомнил Павел бабушкину присказку и опять выехал на дорогу.
На выезде с Буденного на Владимирский тракт наряд ДПС останавливал машины через одну. Милиционер махнул палкой к обочине, Павел приготовил документы, сделал виноватое лицо. Дорожник взглянул на водительское, на талон техосмотра, развернул доверенность на управление, поправил фуражку, прикрытую чехлом от дождя.
— Страховка?
— В машине, без ограничений,— заспешил Павел,— Капот поднимать?
— На хрен? — не понял милиционер,— А если отломится? — заржал над собственной шуткой и махнул палкой,— Езжай, тебе доверенность небось дороже машины
обошлась! Катайся, пока едет, такие только на второй день ломаются! «Немка»! Гордись!
— А то! — согласился Павел, прыгнул в машину, тут же ушел на Электродную — и через десять минут остановился на Федеративном. Через дворы до дома Алексея было метров сто или двести. Павел достал газоанализатор, снял его с предохранителя. Заряд был почти на нуле. Впрочем, на Алексея и выключенный прибор произвел ошеломляющее впечатление. Павел переключил прибор на тот режим, который посчитал подзарядкой, и вновь сунул его в карман. Неизвестно было, подзаряжается ли он, и если подзаряжается, то от чего, или, наоборот, передает сигналы таинственным противникам, но идти в дом к Алексею совсем без оружия Павлу показалось неправильным. Впрочем, почему без оружия? Он расстегнул сумку и сунул за пояс дробовик. В качестве психологического фактора лучше не придумаешь. А если придется убегать? Машина стояла в тени деревьев в ряду таких же, завестись должна была без проблем. Время перевалило за полночь, пешеходов почти не было, понедельник таял во мгле, предвещая скорое начало нового учебного года. Дождь накрапывал все сильнее. Город казался продрогшим и спящим, но движение на дороге продолжалось, в случае чего было и затеряться несложно, и вырваться из города через Владимирский, Кетчерскую, Вешняки — на выбор или вовсе вернуться по Владимирскому в центр и заночевать где-нибудь во дворах. Оставлять вещи в машине или нет, подумал Павел и вновь понял, что опять тянет время. Нет, лучше разделаться и забыть. Он вытряс из карманов документы, сдвинул молнию, сунул сумку под сиденье и накинул на плечи дождевик. Оставалось только поднять флаг неизвестного государства и с криком «ура» кинуться на штурм вражеской крепости. И тут дождь обрушился сплошной стеной.
— Лета в России мало — завтра конец, вчера начало,— вспомнил Павел глупую шутку Дюкова и побежал, разминая больную ногу, к цели. У нужного подъезда никого не было, он приложил к замку кодер, нырнул в освещенную
сухость, буркнув: «Посторонитесь, ребятки, промок до нитки», миновал сидевших на батарее второго этажа уже знакомых быков, добежал до четвертого этажа и, позвонив в квартиру напротив, прижался к стене и сунул ключ в замочную скважину. За дверью у него за спиной кто-то закашлялся, высунул голову на площадку и уже начал из- рыгать что-то непотребное, но Павел состроил самую страшную рожу из тех, что знал, и внушительно провел по горлу ребром ладони. Заспанный мужик тут же всосался обратно в квартиру, а Павел медленно повернул ключ и шагнул внутрь дежурной квартиры Алексея.
На куче матов сидел Бабич с заклеенным пластырем носом и, направив на Павла пистолет, гладил короткий, не более полуметра в лезвии, клинок.
— Вот и славненько,— пробормотал он почти безучастно,— «Снять засаду, снять засаду...» Я знаю, что делаю. Колька! Влад! А ну-ка!