Карантин - Страница 85

— И что же, посмотрели? — процедил сквозь зубы Павел.— Все уже выдоили! Ничего не осталось!

— Посмотрели,— кивнул майор.— Томка посмотрела. Присохла к тебе, как дура! Чего только нашла? Черт бы с ним, пусть даже замуж вышла. Работа есть работа. Так ведь влюбилась. Да еще и понесла. А теперь скажи мне, что с ней сделает наша контора, если тебя эта контора пыталась убить без разговоров? Как пеленговала после карантина, так и била, покуда ты тумблер в башке у себя отщелкивать не научился.

— Выходит, что ей угрожает ваша же контора? — прошептал Павел.— Тогда чем она лучше чужаков? Не знаю, что это за контора, но мне она не нравится. Насчет отца не скажу, а мать убила она. И дядя вроде точно фальшивым был, однако растил меня пять лет, и я ревел, когда хоронил его. И его контора убила вашими руками без разговоров. И тренер мой тоже был чужаком, однако научил меня многому, и его контора убила. И Томка, кстати, какому-то конторскому языку меня обучала, ребенка от меня понесла, деньжат подкинула, одежду! По всему выходит, что и ее контора теперь убить должна? Что же это за контора такая? Чем хоть она от чужой конторы отличается? Ладно, карантин мне вроде понятен, хотя и не до конца: мясник этот и взрывы вокруг меня как-то не вписываются в картинку. Однако же и другой вопрос есть: те, кто Москву от этих оливковых и скуластых чистит, они сами-то какие на просвет?

— А какие бы ни были,— помрачнел майор.— Я и сам мало чего знаю, да и то, что знаю, не все сказать могу. Или ты думаешь, что хоть одна служба хоть в одном государстве в белых перчатках ходит? Не лезь в дебри. Убирают нечисть — и ладно. Эти чужаки — так, эпизод. И без них работки хватает. Ты и представить себе не можешь, сколько вокруг нас всплывает время от времени разной дряни. Вот! — Майор щелкнул тором, повел им перед собой,— Всегда наготове: чуть запищало — иди и разбирайся. Работа такая! А насчет твоей матери — дело тут особое. Никто ее убивать не пытался. Я тогда еще не при делах был, но, насколько понял, тебя хотели убить. Поверь, парень, в этой работе никто не смотрит — ребенок перед ним, баба или старушка... с костяной ногой. Будешь чикаться — долго не проживешь. Я нагляделся. Но на тебя тогда вроде как серьезный жнец вышел. Вышел, да не вышло у него ничего. Тор-то сам по себе на обычных людей не действует. Ничего с твоей матерью не должно было произойти. Это ты ее убил, парень. Уж не знаю, что ты сотворил, безвольно или намеренно, хотя что там говорить, младенцем еще был, но мать убил ты.

— Конечно, я,— кивнул Павел.— Тем и виноват, что пуля от крепкого лба отскочила да родного человека подсекла. А тот, кто стрелял, ни при чем. Он же рикошета не планировал.

— Думай как хочешь,— отрезал майор.— Только карантин после того случая с Земли сняли. Из-за одного тебя. Может, потому и таких, как я, стали нанимать.

— Чтобы приставить ко мне,— понял Павел.— А потом карантин решили возобновить. Интересно почему? Не для того ли, чтобы начать взрывать и крушить все вокруг меня? Не для того ли, чтобы начать резать? Что, опыт решили провести? Загнать меня в угол и посмотреть? чего это вдруг? Даже сигнал продумали: «Отбываю на два дня!» Так пять дней уже прошло! Вернулись? А Томка?

— Если бы я передал, что отбываю на один день, ничего бы не было,— процедил майор,— Мое сообщение значило, что авария на дороге с той фурой была подстроена. Я месяц пытался добраться до сути, да еще искал людей, которые могли бы объяснить, что и к чему, и вот только к последней пятнице все срослось. Левое колесо машинки было прострелено. Прострелено грамотно, так, что понесло ее на встречку. Но не из снайперки. Из «стечкина», возможно, с глушаком. На ходу из впереди идущей машинки. Хрен его знает, что за машинка была, водитель-то фуры не выжил. И странно, я скажу тебе, не выжил. Травмы были не тяжелые у него. Темная история с фурой. И действовал, конечно, не один человек. Кто-то ведь и тебя отслеживал! Или ты думаешь, все случайно срослось?

— Зачем это было надо? — не понял Павел.

— Не знаю.— Майор еще налил вина,— Может, это такой хитрый способ выдоить телка? Зачем-то его все-таки пасли столько лет? Ты же сам говоришь, что тебя загнали в угол? А тебя — значит, и Томку. Вот она и объявила карантин. Право у нее такое было — тебе от того только польза. Риск-то в чем? На тебя тор не действует, максимум — приложит об стенку. Все было рассчитано. Убирать надо было твоих пастухов: обнаглели.

— А об стенку-то обязательно прикладывать? — не понял Павел.

— Как тебе сказать... — почесал затылок майор,— Не все в нашей власти. Порой операции настолько секретны, что и своим не все скажешь. Все-таки с чужаками дело имеем. Или ты еще не понял? И так едва не опоздали. Сегодня по колесам стреляют, завтра в лоб пульнут... Ты, кстати, вольно или невольно большую пользу принес. Как их еще вычислить? Только через тебя. Так что считай себя почти что нанятым работником. Хотя что там осталось работы — по прикидкам, их сюда пробралось с десяток, но пятерых кончили сразу, так что пятеро успели личину сменить, не больше. Одного я уж давненько приложил — считай, четверку надо было вычислить.

— Так в чем же беда? — напомнил Павел.— Я о Томки- ном сообщении.

— В остальном,— поскучнел майор.— Непонятки, мать их... Взрывы эти. Мясник. Он ведь тоже не берется на пеленг. Я уж искал. Все эти дни потратил. И ни разу не пересекся. Он же не по следам твоим идет — просто тупо разделывает всех, кто так или иначе с тобой пересекался. Плохо, когда непонятки. Может быть, это какой вольнонаемный у чужаков. Или какой-нибудь из твоих знакомцев слетел с катушек. Или как бы не какая-то третья, а то и четвертая сторона. Проглядели, не учли, не предусмотрели. Ну дальше можешь себе представить. Проверки, разборки, и Томка в беде. Может, и я в беде, но мне на себя плевать. А ей,— майор пьяно ткнул пальцем куда-то вверх,— ответ держать. Слушай, ты извини, но я, кажется, ночую здесь, в машине.